Тютчев
Фёдор (1803 – 1873)
"Без
него нельзя жить",- сказал о Тютчеве Л. Н. Толстой. Помимо Толстого, в
числе неравнодушных читателей и поклонников тютчевской лирики можно назвать
имена, составляющие мировую славу русской культуры: Пушкина и Жуковского,
Чаадаева и Тургенева, Некрасова и Достоевского, Менделеева и Блока, Горького. О
Тютчеве с уважением отзывались выдающийся немецкий философ Шеллинг и гениальный
немецкий поэт Генрих Гейне. Высоко ценили поэзию Тютчева Осип Мандельштам,
Борис Пастернак, Анна Ахматова. Федор Иванович Тютчев родился 23 ноября (5
декабря) 1803 года в селе Овстуг Брянского уезда Орловской губернии. Он
принадлежал к старинному дворянскому роду (по преданию, Тютчевы вышли в Россию
из Италии в XIV веке). Детство и юность его прошли в Москве. Тютчев получил отличное
домашнее образование под руководством поэта и переводчика С. Е. Раича
(1792-1855). В 1819-1821 годах Тютчев - студент словесного отделения
Московского университета. По завершении университетского курса он поступает на
службу в Иностранную коллегию, а в июне 1822 года выезжает в составе русской
миссии в Мюнхен и более двадцати лет живет за границей.
Вернувшись
в Россию в конце 1843 года, Тютчев некоторое время ведет светскую и придворную
жизнь (он был камергером). Затем поступает цензором в Комитет цензуры
иностранной, а в 1858 году становится его председателем. Умер Тютчев 15 (27)
июля 1873 года в Царском Селе. Казалось бы, внешне биография Федора Ивановича
Тютчева никак не объясняет его гениальную лирику, ставшую одним из самых
глубоких и пронзительных поэтических свидетельств эпохи. Но вспомним события,
современником которых он был. Отечественная война 1812 года,
национально-освободительная война за независимость Греции, восстание 14 декабря
1825 года, французская революция 1830-го, польское восстание 1831-го,
европейские революции 1848-1849 годов, Крымская война 1853-1855 годов, реформа
19 февраля 1861-го и ожесточенные идейно-политические схватки вокруг
крестьянского вопроса до и после нее, второе польское восстание 1863-го,
Парижская коммуна 1871-го, усиление деятельности различных террористических
организаций внутри России ("нечаевский процесс").
Одного
этого перечисления достаточно, чтобы представить, в какую тревожную пору жил
поэт.
Сын
бурного времени, он не был бесстрастным свидетелем больших социальных
потрясений и глубоких духовных сдвигов, рожденных историей. Он не только
обладал умом феноменальной силы, отзывчивости и зоркости, всегда нацеленным на
коренные вопросы бытия, умом, позволявшим поэту подмечать потрясающие для него
и парадоксальные для современников закономерности в судьбах цивилизаций,
народов, обществ, отдельных людей,- он еще обладал удивительным, редким (и
тяжким) даром переживать историю в буквальном смысле слова как факт своей
личной биографии:
"Блажен,
кто посетил сей мир
В его
минуты роковые...".
"Не
было, быть может, человеческой организации, лучше устроенной, чем моя, для
полнейшего восприятия известного рода ощущений",- писал шестидесятилетний
поэт, имея в виду свою способность сопрягать, соотносить в едином миге
различные временные пласты и выраставшее на этой основе умение предугадывать
будущее. "Бывают минуты, когда я задыхаюсь от своего бессильного
ясновидения, как заживо погребенный, который внезапно приходит в себя",-
говорил он о себе десятью годами ранее. Все это отразилось в поэзии Тютчева
тревожными пророчествами, запечатленными в грандиозных образах, и тревожными
интонациями: "Когда пробьет последний час природы,
Состав
частей разрушится земных:
Всё
зримое опять покроют воды,
И Божий
лик изобразится в них!"
Мир природы и человека у Тютчева - в
непрекращающемся движении, в противоборстве, он не имеет в силу этого четких
очертаний: каждое явление чревато изменениями, переходом в иное качество.
Борются между собой природные стихии, народы, человеческие индивидуальности,
противоречивые чувства и мысли в сознании отдельной личности.
Даже
любовь осмысляется Тютчевым как "поединок роковой" двух любящих. Душа
поэта мечется в поисках высшего смысла этой всеохватывающей борьбы, ее конечной
цели, следовательно, ее объяснения и оправдания. Поэту, чего бы это ни стоило,
надо понять, ради чего идет борьба, иначе вся культурная история человечества
будет воспринята им как всеобщее безумие. Поэт занимает исключительное,
совершенно особое положение в этом борющемся мире: "О вещая душа моя!
О сердце,
полное тревоги,
О, как ты
бьешься на пороге
Как бы
двойного бытия!..
Так, ты -
жилица двух миров,
Твой день
- болезненный и страстный,
Твой сон
- пророчески-неясный,
Как откровение духов..".
В силу присущего ему качества, то есть
"двоемирия", душа поэта вполне постигает глубокую, почти безысходную
внутреннюю противоречивость современного человека:
"Не
плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек
отчаянно тоскует...
Он к
свету рвется из ночной тени
И, свет
обретши, ропщет и бунтует.
Безверием
палим и иссушен,
Невыносимое
он днесь выносит...
И сознает
свою погибель он
И жаждет
веры... но о ней не просит..".
Нравственная неудовлетворенность той жизнью,
которую ведет он сам и представители его круга, играет в поэзии Тютчева роль
скрытого "движителя", она погружает его в мучительное, беспощадное
исследование самого себя; она открывает ему царство природы как идеал гармонии;
она вновь и вновь толкает его в объятия любви; она бросает его в пучину
философских споров; она отправляет его в паломничество к истокам цивилизации;
она предлагает ему на выбор любую из современных религий; она, наконец, самое
поэзию выставляет перед ним как последнюю цель,- и все это в поисках ответа на
вопрос: как жить, на что опереться в "вывихнутом", распадающемся
мире? В письме к Жуковскому Тютчев писал: "Не вы ли сказали где-то: в
жизни много прекрасного и кроме счастия. В этом слове есть целая религия, целое
откровение... Но ужасно, несказанно ужасно для бедного человеческого сердца
отречься навсегда от счастия". Мудрец Жуковский, в котором, по словам
Тютчева, "не было ни лжи, ни раздвоенья",- представитель
"золотого века" русской культуры, то есть совершенно иной духовной
формации, нежели тютчевская. Для него достаточно набросить покров над бездной и
более уже не подходить к опасному краю. Для Тютчева это не выход. Его
"бедное сердце" более чем двадцать лет билось вдали от России в муке,
почти бессмысленной и безысходной. И лишь с возвращением поэта на родину для
него забрезжил проблеск надежды на отыскание правды о себе самом. Это совсем не
значит, что жизнь в России сняла его сердечную муку. Нет. Но Россия постепенно
открыла ему, наконец, высший смысл его изнурительной внутренней борьбы, а
попросту говоря, открыла, ради чего мучится человек. Стихи Тютчева 1850-1860-х
годов показывают, как в нем исподволь вызревало убеждение в том, что страдание
человеческое (коль скоро человеку выпало страдание) не должно быть эгоистичным,
не должно замыкаться на себе, иначе оно действительно станет убийственным, к
тому же еще и безнравственным страданием. Оно должно выразиться как подвиг во
имя другого:
"Но
этой веры для немногих
Лишь тем
доступна благодать,
Кто в
искушеньях жизни строгих,
Как вы,
умел, любя, страдать,
Чужие
врачевать недуги
Своим
страданием умел,
Кто душу
положил за друга
И до
конца всё претерпел".
"Никогда в сущности не живши среди
русских, я очень рад, что нахожусь в русском обществе" - с этим Тютчев
вернулся в Россию из Германии. Многое из того, что он воочию увидел на родине,
новой болью отозвалось в нем: "старые, гнилые раны" крепостничества,
"растленье душ", "чудовищный кретинизм" правящей
верхушки... И все-таки вера в свою страну, открывшую ему великие нравственные
истины, не покидала его никогда:
"Умом
Россию не понять,
Аршином
общим не измерить.
У ней
особенная стать:
В Россию
можно только верить".
|
